В советские времена действовала обширная программа интернациональной помощи различным государствам. Вот и мне, по воле судьбы, довелось эту помощь оказать. 06 октября 1973 года началась Арабо-Израильская война...

Я был командиром 257-го гвардейского зенитно-ракетного полка 24-ой Железной дивизии, который дислоцировался в Львовской области, в городе Яворов. Мой полк был привлечён к выполнению интернациональной задачи.

09 октября 1973 года дежурный по контрольно-пропускному пункту по телефону доложил, что ко мне в полк прибыла целая группа генералов из Управления Закарпатского военного округа. Прибывший командующий генерал-полковник Геннадий Абатуров сообщил, что мне предстоит выполнять боевую задачу. Все происходило быстро: я поднял свой полк и по сигналу «Тревога» дал команду двигаться на станцию погрузки (18 километров от места дислокации). Совершив марш, приступили к погрузке боевой техники, формированию эшелонов и отправке их в город Николаев. Сам же я в два часа ночи забежал домой, попрощался с женой, взял тревожный чемодан, на машине доехал до станции погрузки, а далее следовал первым эшелоном. Мы шли в основном только ночью. Мне не давали никаких документов по поводу дальнейшего направления движения, никаких указаний, кроме как следить за порядком в составах эшелонов и обеспечить их безопасность до прибытия в порт Николаев. На одной из станций военный комендант доложил, что в моё распоряжение прицеплен вагон с миллионом боеприпасов – полный боекомплект, только вот для защиты от кого – я не знал.

По прибытии в Николаевский порт мне сообщили, что нас уже ждут три сухогруза, в трюмы которых мы должны погрузить всю свою технику. Личный состав быстро выполнил эту задачу и был отправлен на пересыльный пункт, где переодевался в гражданскую одежду (для маскировки). Очень быстро все были облачены в импортные венгерские костюмы, шляпы, но и это еще не все: прямо на месте мгновенно делались заграничные паспорта, моментальные фотографии, печати – всё, как положено, и за долю секунды. Военную же форму все спрятали в чемоданы, которые получил каждый солдат, и отдали сопровождающим нас представителям дивизии. Когда все были готовы, генерал из Москвы построил полк на плацу и представил меня как командира. Построение было организовано для того, чтобы личный состав визуально запомнил друг друга, ведь по дороге в Николаев полк усиливался личным составом и техникой и примерно половина солдат не знала меня, а я – их.

До сих пор никто не был введен в курс дела по поводу того, куда мы будем следовать. Я подошёл к представителю генерального штаба генералу Михаилу Летуну, дабы спросить о цели командировки, уточнить направление, получить карту или какие-нибудь инструкции, на что он мне ответил: «Тебе позже скажут...» В общем, задача была такова: как можно быстрее отправить войска, а куда – неизвестно. Одно я знал точно: в Сирии и в Израиле идет война, а значит, мы едем в одну из этих стран.

Наши сухогрузы отправились, наполненные военной техникой. Я следовал первым. Когда мы вышли в Чёрное море, то долгое время дрейфовали, почти целую ночь, не зная, почему. Как я узнал позже, уже, когда вернулся с войны домой, в то время шли переговоры между президентом Сирии Хафез аль-Асадом и первым секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Итоги этих переговоров и определили направление нашего дальнейшего следования. Утром была дана команда «Вперед», и мы снова поплыли, но куда – всё ещё было неясно. Сухогруз приблизился к проливу Босфор. Через него проплывали десятки огромных кораблей, в том числе и наш. Было утро, и турки, живущие на правом берегу, на своих лодках переправлялись на левый берег, следовали по своим делам и на работу. Из-за интенсивного движения этих лодочек я очень переживал, дабы мы случайно не зацепили их своим сухогрузом. Ведь он был настолько огромен, что турецкие лодочки рядом с ним казались мелкими насекомыми. В случае наезда, от них не осталось бы и крошки. Но мы прошли аккуратно, Бог миловал. Тем временем, личный состав был спрятан в трюмах корабля. Дело всё в том, что в Стамбуле очень мощная сеть международной разведки, и каждый корабль всё время находится под её пристальным вниманием. Точнее сказать, что особый интерес представляет не сам корабль, а груз, который он везёт. Мы выпустили солдат на палубу лишь тогда, когда прошли Дарданеллы и оказались в Красном море. Помню, как сейчас, насколько красивым было море: изумительная вода небесно-голубого цвета, заставляющая забыть о всяких боевых действиях и войне. Мы чувствовали себя туристами...

Шли вторые сутки, корабль был в Средиземном море. Ситуация с нашим направлением немного прояснилась, когда по радио была дана команда вскрыть один из специальных пакетов, что находились у капитана. Внутри была топографическая карта, на которой был отмечен район боевых действий. Пока мы плыли, наши корабли сопровождал боевой эсминец впереди и два ракетных катера по бокам. Сопровождение нам было предоставлено с целью прикрытия от воздушного и надводного противника. Чужие самолёты кружили над нами, осматривали корабль, хотя реальных боевых действий не совершали. Примерно на четвертые сутки я опять обратился всё с тем же вопросом к своему капитану: «Где будет разгрузка?». Мне, как и накануне, ничего не отвечали. И вдруг, буквально через несколько минут, пришла радиограмма из Москвы, в ней был указан порт разгрузки: Латакия, Сирия.

Наше судно уже приближалось к порту, когда вдали я увидел горящий корабль. Я взял капитанский бинокль и убедился в своей правоте: огромный японский сухогруз был разбомблен израильскими самолетами. Весь порт был в дыму и пылал в огне. Но ничего не поделаешь, боевую задачу выполнять нужно, и мы начали разгрузку. Сойдя на берег, я искал того, кто меня встречает, ведь города я не знал и кто-нибудь должен меня сопровождать. Вдруг появился советский полковник, одетый в арабскую форму. Ему была поставлена задача быть для меня и моей команды сопровождающим. Не успели мои ребята сойти с корабля, как их тут же переодели в арабскую форму. Что характерно, солдаты совершенно не представляли себе, что идут боевые действия. Я дал команду переодеваться как можно быстрее, ведь осуществлялись постоянные налёты, нам необходимо было немедленно покинуть горящий порт. Не понимая совершенно, что мы находимся в опасности, мои солдаты начали возмущаться, что одним форма мала, другим велика, у третьих ещё какие-то проблемы. Парни не давали отчета своим действиям, они психологически не были готовы к войне, это создавало множество проблем, особенно во время передвижения, пока они не осознали, что всё, что происходит вокруг, – реальность. Гусеничную технику, которую мы привезли с собой, арабы портовым краном выгружали на землю и увозили в неизвестном мне направлении. Тем временем мы с полковником отправились на арабский командный пункт. Там меня представили как советского командира полка, прибывшего для оказания помощи. Видел бы кто, как у сирийских командиров заблестели от радости глаза, ведь к ним пришла поддержка. Они выглядели действительно перепуганными и хоть немного взбодрились, увидев меня.

Когда был почти разгружен первый сухогруз, объявили воздушную тревогу. Я стоял возле портовых складов на площадке, куда была выгружена вся наша техника. Помню, как сейчас, то чувство страха, которое ненадолго овладело мною. Я был сосредоточен и следил за снарядами, которые выпускали самолёты. Если они попадут в наш корабль, начинённый сотнями ракет и боеприпасов, то от детонации снесёт с лица Земли весь этот крохотный порт. Я находился в ужасном состоянии минут 15-20. Тогда же, помню, впервые помолился. Израильские самолеты не зашли в Латакию, а прошли, к счастью, стороной. Когда разгрузились полностью еще два наших сухогруза, мы двинулись к месту проведения боевых действий. Что характерно, колонны, которыми мы шли, двигались только ночью, а с восходом солнца мы сразу же останавливались, приводили технику в состояние боевой готовности и ожидали налёта израильской боевой авиации. Дело всё в том, что у израильтян был чёткий распорядок: они летали с 9 утра и до обеда. Таким образом, мы продолжали наше движение, шли на Дамаск и на вторые сутки заблудились...

Наш полк передвигался по пустыне, а там, как известно, заблудиться – обычное дело. Там нет никаких ориентиров, однообразное окружение, что очень искажает восприятие. Представьте себе ситуацию, когда наша колонна замкнулась в кольцо: голова «поцеловала» хвост. Я находился в состоянии ужаса, ведь скоро рассвет, начнутся налёты, а мы блуждаем непонятно в каком направлении. Нам очень повезло, что сопровождающий нас командир встретил араба, идущего по пустыне, который и помог найти верный путь. Добравшись до Дамаска мы заняли боевые позиции, укрыли свою технику в окопах и начали несение боевого дежурства по прикрытию аэропорта Дамаск. Только в это время выяснилось, что полку были приданы боевые машины «Стрела-1», которые в это время были секретными и не поставлялись иностранным государствам, и станции разведки П-40. Мне приказали спрятать их и отправить назад в СССР. Для начала мы спрятали их под чехлами, а затем, используя всяческие ухищрения, тайно погрузили в самолёты ИЛ-76 и отправили на Родину.

Наша жизнь проходила в шестиметровых окопах, которые соединялись траншеями с покрытием на случай сброса шариковых бомб израильскими самолётами. На каждой батарее был свой пункт довольствия, полевая кухня. Продукты мы получали от сирийской стороны. Однажды даже сам министр обороны Сирии Мустафа Тлас посетил один из таких хозяйственных пунктов. Помню, мы тогда угостили его гречкой с тушёнкой. Он был в изумлении, настолько ему понравилось. Переводчик тогда пытался ему объяснить, что это была за пища, но он так и не понял, ведь в Сирии таких продуктов не было. Свои бытовые условия мы сами же и организовывали.

Вот, например, когда у нас перегорели все горелки полевой кухни, а запасных не было, то мы начали топить на кухне сухими ящиками от снарядов, горели они исключительно. Старались даже из самых сложных ситуаций находить выход, ведь от этого зависела наша жизнь. Для охраны на каждом посту был свой пёс, из прибившихся к нам совсем маленькими. Эти щенки росли рядом с нами, помогали нести службу. Всего их было около 50-ти. У меня тоже был пёс, который кроме меня больше никого не слушал, я воспитал его ещё с малости, и он в какой-то степени стал моим товарищем. Страшно не любил сирийцев. Вот идут ко мне ребята советские – пропускает, спокойно себе лежит, а идут сирийцы – лает, не даёт проходу. Очень умный был пёс, очень преданный. Когда я вернулся на Родину, мне сообщили, что его застрелили, потому что он никого больше к себе не подпускал.

В качестве наземного прикрытия, впереди позиций нашего полка, в окопах находилась танковая бригада кубинцев. С ними была установлена постоянная, надёжная связь. Отношения с кубинцами были отличные. Примечательно, что находясь на Кубе в качестве военного советника в 1990 году я встретился с одним из них. Он к этому времени стал начальником тыла Вооружённых Сил Республики Куба.

Тяжелее всего было переносить оторванность от семьи, родных и близких. Долгое время мы не имели даже возможности получать письма от них. Запрещено было даже сообщать, где мы находимся. Жена знала, что я в командировке, а где и зачем – нет. По окончании войны, всем моим ребятам были организованы шикарные проводы. Мустафа Тлас пригласил всех в Дом офицеров на ужин в честь отъезда советских воинов. Нас угощали блюдами сирийской национальной кухни, которые были изумительно вкусными. Также министр обороны каждому из 330-ти солдат приготовил подарок: сверток ткани сапны и большой флакон одеколона. Мы были очень рады, что нам было уделено такое внимание, а ещё больше от того, что наконец-то увидели всех своих товарищей, с которыми не встречались на протяжении войны, целых 14 месяцев, ведь все были разбросаны по разным батареям. Мы обнимались, целовались, плакали от счастья...

На Родину нас доставили двумя кораблями. Первым за нами прибыл теплоход «Тарас Шевченко» – комфортабельное судно. «Тарас Шевченко» был шикарнейшим одиннадцатипалубным круизным лайнером, где было 220 человек обслуживающего персонала. Мы и мечтать не могли, что нам выпадет возможность побывать в таких условиях. Правда, пришлось заставить солдат вылить весь подаренный одеколон, так как некоторые начали употреблять его не по назначению. Но вскоре, когда мы прибыли в Одессу, нам пришлось пересесть на обычный корабль, в три раза меньше. Все дело в том, что «Тарас Шевченко» часто фрахтовали другие страны, он опаздывал, вот и довелось нам перегрузиться. На том корабле мы добрались до Николаева и после пяти суток адаптации вернулись на родину – к себе в Яворов. Из командировки я вернулся с сирийским орденом за воинскую доблесть. Но это было не главным. Важно то, что мы вернулись, а война для нас, слава Богу, закончилась...

Генерал-майор Старун В. А., 02 апреля 2014 года.
Литературная запись - корреспондент Анастасия Хухрий, газета «Полтавский вестник».